Дневник. Поздние записи [СИ] - Александра Гейл

— Убирайся! — прошипела я, внезапно обретя дар речи.

— А в чем дело? — прошептал он и прикусил мочку моего уха. Я сгорала от стыда. И понятия не имела как его выгнать… Да еще и не хотела.

— Третий лишний!

— Так выгони лишнего-то! — нагло усмехнулся Алекс. — Ну или мы уйдем. Покататься не хочешь? — От него за версту несло спиртом. Все хуже и хуже.

— Ты пьян. Иди домой.

— Я пьян и не могу сесть за руль. И я собираюсь здесь спать. С тобой.

Маштаб катастрофы до меня дошел сразу и заставил искать варианты.

— Покатаемся? — жалобно поротянула я.

— Покатаемся, — ласково прошептал он, обхватывая меня руками.

Мне ничего не оставалось, кроме как встать, одеться и отвезти его домой. Однако, туда ехать Алекс отказался. Заставил меня отправиться за город и остановить машину. А сам перелез на заднее сидение и потребовал от меня того же. Как выяснилось, мы ехали встречать рассвет, а я-то, оказывается, недогадливая… Спустя минут двадцать диск солнца поднялся, и идея показалась мне несколько менее бредовой. Сидеть у него на коленях было так хорошо и спокойно. И в то же время мной владело какое-то темное неподконтрольное чувство обреченности. И тут он сказал:

— Я скучаю. — Его голос был задумчивым и грустным. И вдруг мне показалось, что вот это и есть измена… Я встречаю рассвет с другим, в то время как мой друг спит в моей квартире, в моей кровати, даже не подозревая, что меня рядом нет.

— Есть сигарета? — откашлявшись, спросила я.

Я не курила уже два месяца, но именно в этот момент сорвалась. Мне потребовался допинг. Не потому ли я не съезжалась с Витом, что не могла отказаться от своих рассветов?

— Надо возвращаться, — сказала я, докуривая сигарету. Но я должна была отказаться. Должна.

Вроде бы я ничего плохого не делала, но долго стояла под душем и терлась мочалкой. Я была грязной лгуньей. Бесстыдной и двуличной. Когда я вышла из ванной, Вит уже сидел на кровати. Мы встретились глазами, и по его виду я поняла, что он в курсе. Я уже слышала эти жуткие обличающие слова и заготовила тысячу и одно оправдание, как вдруг он открыл рот и произнес:

— Я думаю, ты должна помириться с мамой. — Большего ужаса я и представить не могла. Я его не заслуживала. Не могла заслуживать такого человека! Он заботился, беспокоился, а я… Ведь, наверное, сначала моя мама тоже уезжала из дома, чтобы безобидно посидеть со своим эстон-мартином. Можно ли ее осуждать? Можно, но только не мне. — Ведь она должна быть на нашей свадьбе…

— К-кажется мне звонит телефон! — воскликнула я и вылетела из спальни.

Все это время попытки объясниться со мной мама не оставляла. Она приходила ко мне на работу, звонила, оставляла сообщения, она даже до Димы добралась… но я держалась как неприступная крепость. Которая благодаря Виту пала. Я позвонила ей сама, и этот звонок было можно охарактеризовать одним словом: неловкость.

— Здравствуй, — произнесла я.

— Карина… — ахнула мама и, судя по звуку, что-то уронила. Надо отдать ей должное, когда она упавшее подняла, ее голос уже стал ровным и спокойным. — Как твои дела?

— Ой, вот только не надо делать вид, что все в порядке. Нам надо серьезно поговорить. И на моей территории.

— На твоей территории, — эхом повторила она, но на шпильку я не отреагировала.

Она согласилась. У нас с ней у обеих какие-то странные отношения с чувством вины. Этим я и воспользовалась. Мама примчалась как на крыльях, будто бы до метро она бежала со всех ног… равно как и после тоже. Она влетела в мою квартиру и начала беспричинно метаться, заламывая руки.

— Карина… Я… — начала она.

— Мама! — воскликнула я, начиная поддаваться общей панике. — Сядь! Я налью чай. С мятой.

Она села на диван в гостиной и стала собираться с мыслями. Я тоже не стала торопиться, итак каждый удар сердца в ушах отдавался. Но когда я ставила чашки на журнальный столик, казалось, мы обе уже немного пришли в себя.

— Давай я буду спрашивать то, что хочу знать. Остальное можешь оставить в каких-нибудь мемуарах, может, я их когда-нибудь прочитаю.

— Ну, хорошо, — кивнула она.

— Как давно вы с ним знакомы? — спросила я у мамы, она закрыла глаза.

— С детства, Карина. Наши семьи дружили. Мы росли по соседству. Он был всего очень мил со мной. Он был моей первым любимым… И даже не знал об этом.

Приехали.

— То есть через много лет вы просто встретились и…

— Что-то вроде того, — грустно улыбнулась мама. — Леша знал. До свадьбы знал. И когда мы снова встретились с ним… твой отец тоже догадался. Ты должна уяснить для себя, моя девочка, что измену скрыть практически невозможно.

Но я уже знала. В тот день, когда я выбежала из спальни после реплики о свадьбе, я все поняла. Измена это не то, что можно скрыть. Можно избавиться от запаха духов, снова нанести на губы стертую помаду и залить в бензобак потраченное топливо, но лихорадочный блеск глаз, перепады настроения и вечное чувство вины все равно выдадут!

— А ведь я тебя предупреждала, — она потянулась к моему лицу, заправила волосы за ухо и грустно улыбнулась. — Я была виновата. Я боялась, что ты узнаешь. Я боялась, что ты пойдешь по моим стопам. Но, знаешь, мои страхи сбылись. А я так не знаю где мы свернули не туда и как это все исправить. И, самое страшное, не уверена, что исправлять нужно.

И в угнетающей тишине гостиной все той же квартирки на Заневском, в восемь сорок семь вечера третьего октября прозвучал сакраментальный вопрос:

— Ты с ним счастлива? — мой шепот словно зафонил, завибрировал в ушах. Это был единственный вопрос, на который я хотела знать ответ и боялась услышать. Только он имел значение.

Щеки моей мамы расчертили две слезные дорожки. Она их слизнула и прошептала:

— Больше чем когда-либо в жизни.

Если бы сейчас зазвучала траурная музыка, или раскололись небеса, я бы вовсе не удивилась. Потому что это были похороны моих иллюзий. И тут… соответствующие декорации вступили в силу, но приняли они вид трели дверного звонка. Мы с мамой синхронно стерли слезы, взбили волосы, натянули на губы одинаково-фальшивые улыбки, и я пошла открывать.

— Привет, — радостно объявил Вит, поцеловал меня в щеку, но заметил маму и остановился как вкопанный. Сюрприз, родной! Не хватало хлопушек и конфетти.

— Вит, познакомься, моя мама. Ирина Леонидовна.

Его я тоже знакомила с моей мамой первым (опять же Алекс не считается).

— Здравствуйте, — с неким подобострастием в голосе проговорил Вит. — Карина на вас очень похожа, такая же красавица. — Я опасливо стрельнула в него глазами. Раздался синхронный вымученный смех.